МОЛИТВА МАТЕРИ Друзья, заранее прошу прощенья, Быть может, и не время вспоминать, А я вот вспомнил всё мгновенно: Деревню нашу и отца, и мать. Отец и мать мне часто говорили: «Сыночек, милый, к Богу обратись!» И ежедневно обо мне молись, Но я любил совсем другую жизнь. Вино, друзья и сотни развлечений Мне ослепили сердце и глаза. И ослеплённый, с диким наслажденьем Молитвы для меня страшнее яда были. О Боге я и мыслить не хотел. Летели дни, я жил в грязи и пыли И думал я, что это мой удел. Мне не забыть, наверное, вовеки Тот страшный день, отец мой умирал. Из материнских глас слёз вытекали реки, А я стоял хмельной и хохотал: – «Ну где же Бог Твой, что Он не спасет? Он – Исцелитель, что ж ты не встаешь? Без Бога так же люди умирают. И ты, отец, как все, в земле сгниешь.» Он улыбнулся и сказал сердечно: – «Я жив еще, а ты, сынок, мертвец. Но мертвым ты не будешь вечно, И скоро воскресит тебя Творец!» Отца похоронили. Мать молилась. Втройне молилась о душе моей Потоки слёз, что за меня пролились Я буду помнить до кончины дней. Ну, а тогда я думал по-другому. Была противней мать мне с каждым днем. И вот однажды я ушел из дома Глубокой ночью, словно вор, тайком. Тогда кричал я: « Вот она, свобода! Теперь я волен в мыслях и делах». И я не знал, что жизнь – это «болото»: Ступил на кочку и увяз в грехах. И жизнь меня, как щепку закружила В водовороте суеты и зла. Сначала хорошо кружиться было. Но в вскоре – закружилась голова. И стал ужасной, непосильной мукой Мне каждый шаг и каждый поворот. Я волю напрягал, но видел ужас, Ведь жизнь – водоворот, водоворот. Вино – источник зла и всех лишений. «Приятный круг», он многих погубил. Но есть Источник счастья и спасенья, Не пил я из него, я из бутылки пил. «Друзья» – обманчивое слово. В водовороте есть и этот круг. О, если б жизнь могла начаться снова. Со мной бы был единственный мой Друг. Круг развлечений в золото одетый. Как ярко и меня он ослепил. Я был слепцом, не видел рядом Света И в страшном мраке по теченью плыл. Но, кто же мог спасти меня от смерти, От всех грехов, влекущих как на дно? Не человек, не человек – поверьте! Ответьте кто? Ответьте же мне кто? Метался я, не находя ответа. И вот однажды летом, в сильный дождь На улице я друга встретил. И от предчувствия забила меня дрожь. Предстал вдруг предо мною милый образ, Лицо печальное и мокрые глаза. Забилось сердце, задрожал мой голос И вырвались бездумные слова: – «Ну как там мать? Меня хоть вспоминает? Наверное, давно уж прокляла!? Хочу заехать, да все время не хватает. Сам понимаешь – то работа, то дела!» – «Дела, работа, помолчал бы лучше! Дела твои не трудно угадать. Я расскажу, ты только сердцем слушай, Про то, как позабыла тебя мать: Когда ты скрылся, мать твоя от горя Вся поседела, ведь тобой жила! И каждый день, с невзгодой любой споря, Шла на распутье и тебя ждала. Ну а когда стоять была не в силах, Когда она совсем слегла, Кровать к окну подвинуть попросила, Смотрела на дорогу и ждала!» С души стремительным потоком Слетела равнодушья шелуха. Я задрожал и прошептал пугливо: – «Она жива еще? Скажи, жива!?» – «Сейчас не знаю. Уезжал – дышала. И говорила те же всё слова: «Сыночек, милый, ты придёшь – я знаю!» А ты твердишь - работа и дела!» Я побежал, подстёгнутый как плетью, Одним желаньем, жгущим, как огнем – Увидеть мать, не опоздать, успеть бы! Успеть, пред ней покаяться во всем. Вокзал и поезд, и одно лишь слово В висках стучало молота сильней. Хотел не думать, но напрасно… Снова мне думалось: «Скорей! Скорей! Скорей!» Вот станция. Я вышел из вагона. Меня трясло и что-то жгло внутри. Я в ночь шагнул, дрожа со страшной болью, От пламени, горевшего в груди. Знакомая дорога и деревня, Но только не знакомый сердца стук. Вот кладбище. За кладбищем деревня Могилы. И отца я вспомнил вдруг. И ноги как-то сами повернули. В тиши деревья, шелестя листвой, Меня к его могиле потянули Заросшей и заброшенной тропой. О, если б я тогда имел терпенье Послушать слов отца, в них смысл весь. Я шел, до боли напрягая зренье, Склоненные березки – это здесь. – «Отец, прости бездумную ошибку. Ты прав! Жив ты, я слышу голос твой! Стоишь ты предомной, твоя улыбка, А я зловонный, мерзкий труп перед тобой. Но я заботой и любовью к маме Сотру все прошлое, клянусь тебе! И ты живой, ты будешь в сердце с нами. А сели мамы нет уже..?» И сердце снова медленно забилось. Я оглянулся – тьма кругом. Но тут луна окрестность осветила И я увидел рядом свежий холм. И лишь луна, и звезды только знают, Как я со стоном на могилу пал И мамин холмик обнимал, рыдая, И землю по-сыновьи целовал. – « Ты слышишь, мамочка, прости родная. Не надо, не молчи, открой уста! Давай молиться вместе дорогая! Встань мама и прости меня!» Но холм молчал, дыша могильным тленьем, Кругом ни звука, словно мир уснул Вдруг я вспомнил, Кто даёт прощенье К небу руки с воплем протянул. И эта ночь последней стала ночью. В моей безбожной жизни кончен пир! Она открыла мне слепые очи И я увидел чудный, новый мир. С тех пор живу я с Господом Иисусом. И много раз сказать не побоюсь я, Что и не мыслю жизни без Христа. Когда я вижу пред собой отныне Заплаканную, сгорбленную мать, А рядом гордого, напыщенного сына, От всей души мне хочется сказать: – « Вы, матери, имеющие сына. Прострите руки с верой к небесам И верьте, что молитвы ваши Сильны творить и после смерти чудеса!»
Этот стих дала мне переписать глубоко верующая пациентка.
Мне трудно даже подобрать слова, чтобы выразить своё восхищение, умиление и даже некою радость. Я точно так же, как и все женщины, без слез не смогла прочитать это произведение. Света, спасибо. За материал ставлю 1000+++.
